Все ждут от Энн слез и нервных срывов. Как же: пережить такое скандальное расставание с любимым мужчиной... Смотрят на бедную девочку с состраданием. Продюсер Дана Голдберг подсовывает коробку с бумажными носовыми платками, актер Стив Карелл участливо предлагает стакан воды: мол, брось, детка, все пройдет. Работа поможет отвлечься.

Вот уже третью неделю подряд они колесят по миру с промотуром фильма «Напряги извилины». И в каждом новом городе повторяется одна и та же история. Журналистов строжайше предупреждают, что кинозвезда не отвечает на вопросы о мистере Фольери. Но обязательно находится какой-нибудь ушлый прыщ, который прорывается сквозь оцепление и орет что есть мочи:

- Энн, а вы сильно переживаете из-за вашего бывшего бойфренда?

В Токио на помощь сконфуженной актрисе бросился благородный Стив:

- Я на правах агента мисс Хатауэй запрещаю задавать ей вопросы на эту тему.

Энн выдавила жалкую улыбку: спасибо, Стив. Но он же не будет рядом с ней двадцать четыре часа в сутки все триста шестьдесят пять дней в году... Придется самой расхлебывать всю эту кашу. Кашу, которую заварил ее любимый.

Вдруг обнаружилось, что Рафаэло Фольери нечист на руку. Его махинации с покупкой недвижимости Ватикана на территории Соединенных Штатов расследовал целый отдел агентов ФБР. Три месяца, пока они нежились на шелковых простынях в отелях Ritz и Excelsior, обедали в ресторанах Nobu и Cipriani, выгуливали Эсмеральду в парке рядом с Olympic Tower, дюжина профессионалов высочайшего класса копала под ее парня. И столько накопала... Скандал вышел грандиозный. Про то, что бойфренда голливудской кинозвезды подозревают в целом ряде правонарушений и откровенном мошенничестве, написали все: от газеты New-York Post до журнала National Enguirer.

Ну ладно бы подругой проворовавшегося итальянского бизнесмена была алкоголичка Кортни Лав или скандалистка Пэрис Хилтон, а то мисс Хатауэй - нежный полевой цветочек, милейшее создание с улыбкой, способной растопить ледяные покровы Арктики, а заодно и Антарктиды... Принцесса современного американского кинематографа, юная леди с безупречной репутацией! Газеты упивались - такого громкого дела они не помнили со времен интрижки Билла Клинтона с Моникой Левински. Фольери давал признательные показания в камере предварительного заключения, а Энн колесила по миру, рассказывая раз за разом, как упоительно для нее было играть агента номер девяносто девять в компании со Стивом Кареллом и Дуэйном Джонсоном. Ночами, когда Дана и Стив оставляли ее одну в гостиничном номере, она садилась у зеркала и часами тупо рассматривала свое отражение. Как будто впервые видела эту рослую темноволосую девицу с губами, всегда готовыми улыбаться. Или плакать? Ей двадцать пять, а она чувствует себя старухой. Некоторые ее сверстницы после окончания университета только начинают жить - рассылают резюме в крупные компании и с замиранием сердца бегают на собеседования. А за плечами Энн, кажется, целая вечность и карьера, которой мог бы позавидовать даже Джордж Клуни. Он познал вкус славы в сорок, а Энн - в девятнадцать лет. Сегодня на нее одну работает штат менеджеров и ассистентов, ей пишут речи для выступлений и подбирают наряды на церемонии, присылают цветы и дизайнерские сумки... Но девушке ничего этого не надо. Ей нужен только он - любимый, единственный Рафаэло Фольери. Злостный преступник, обманывавший законопослушных граждан США. Создатель благотворительного фонда, который лопнул, словно мыльный пузырь. Подлый вор и растратчик чужих миллионов. Его имя топчут ногами, от знакомства с ним открещиваются и Клинтоны, и сподвижники Джона Маккейна, и еще целая дюжина высокопоставленных персон, которые еще вчера - Энн видела это собственными глазами - не гнушались обедать и ужинать за одним столом с Фольери. В Токио - глубокая ночь, монорельсовая дорога размеренно гудит за стеной. Отель спит, а Энн пытается разглядеть в зеркальной мгле траекторию своего взлета и... падения. В какой-то точке своего пути юная леди потерпела сокрушительную аварию. Вдруг оказалось, что жизнь - не асфальтированная трасса с указателями «опасный поворот», «сбросьте скорость, впереди развилка». Это гонки без правил: может быть, уцелеешь, а может, разобьешься насмерть.

У них с Рафом все так здорово начиналось... Она влюбилась с первого взгляда. Он был особенным, а Энн Хатауэй всегда знала, что ее избранником будет выдающийся мужчина. Хотя, как говорится, ничто не предвещало. Обыкновенная девочка, совсем не принцесса. Мама, папа, два брата. Домик в Нью-Джерси. У отца приличная адвокатская практика, мать - идеальная домохозяйка. С виду такая радушная, жизнерадостная и жизнестойкая американская семья. Но это только с виду, а если открыть потайные шкафы, то столько интересного можно обнаружить...

...Мужу, трем деткам и палисаднику с жимолостью актриса Кейт Макколи отдала все и даже больше, чем все. Молодость, красоту и мечты о славе. Она бредила сценой и кинематографом, вырезала из журналов фотографии Лайзы Миннелли и Джоанн Коллинз, то завивала, а то распрямляла челку - но, к ее отчаянию, успех не замечал стараний Кейт. Ей оставались второсортные шоу, пара-тройка заурядных антреприз и энергичный, напористый студент Джерри Хатауэй, воспылавший к ней чувствами, после того как увидел ее однажды на сцене в легком неглиже. Джерри сделал предложение, а так как грядущий театральный сезон не обещал новых ангажементов, Кейт согласилась сменить подмостки на кухню и тесную гостиную в Бруклине. В глубине души она еще надеялась вернуться в храм Мельпомены, но пошли дети, они переехали в Нью-Джерси, у мужа появились солидные клиенты, и сцена окончательно растаяла в ее далеком мятежном прошлом. И потянулись дни, один похожий на другой. Вечная стирка, глажка, обед... Горы грязной посуды и трое детей, за которыми нужен глаз да глаз. Непутевые, неугомонные дети. Даже дочка растет стопроцентным мальчишкой. Только бы в футбол гонять с раннего утра до глубокой ночи... «Нет, не выйдет из нее прока», - огорченно думала Кейт, закидывая в машинку грязные, порванные на пятках носки дочки. Когда Энни объявила, что на уроке музыки у нее обнаружили прекрасный голос, Кейт от удивления еще раз нажала на кнопку прокрутки белья. У Энни? Голос? Да не смешите меня... Но, поразмыслив, все же насильно отвела ее за руку в школьный хор.

- На что мне это? - канючила Энни. - Ты бы меня еще в церковь петь отдала...

На первое выступление дочери с хором в Карнеги-холле мама при полном параде, с укладкой и маникюром приехала одной из первых. Прелестный концерт, все девочки такие чистенькие, опрятные, и... только ее Энни умудрилась измазать свою белоснежную, отутюженную мамочкой блузку шоколадным батончиком.

- Я просто очень волновалась, а Сара сказала, что надо поесть шоколада. Уровень этого... как его... сахара поднимется, и я успокоюсь, - горячо оправдывалась дочка.

Конечно, девчонка получила тогда по заслугам: и за блузку, и за мамин конфуз, и за надежды, которые загубила своим рождением, а заодно и за тот проклятый палисадник, на который у Кейт больше не было никаких сил. А еще через полгода случилось такое, по сравнению с чем неряшливость Энни и упрямая жимолость оказались сущими пустяками...

В тот вечер Энни писала сочинение. Тема, прямо скажем, не ахти: «Какой я представляю себя через десять лет». Вот сейчас ей пятнадцать, а что с ней будет в двадцать пять? В смысле: какие у нее могут быть работа, друзья, муж или бойфренд. А может, у нее уже появятся дети? Энни задумчиво грызла ручку: мыслей никаких. Черт его знает, что там с ней будет...

- Не чертыхайся, - сделала замечание Кейт, - напиши, что ты будешь актрисой. Я в твои годы мечтала только о сцене.