Однажды императрица Елизавета, проезжая мимо какой-то деревушки, попросила попить. Ей в ковше принесли воду, на что она сказала: «Нет, из этого я пить не буду. Вы уж чашку мне принесите». Согласно преданию, именно после этой фразы деревушка стала носить название Чашниково.

Когда мы с мамой жили в Чашниково, это уже был поселок городского типа. А вообще, мое детство началось в подмосковном Коренево. В памяти сохранился поросенок Борька, которого один день кормили мы с мамой, другой - папа. Папа то ли забывал, то ли не успевал - в общем, не кормил, так что Борька питался у нас через день. Я безумно любила поросенка: розового, с белесыми волосенками, с удивительно нежными голубыми глазами. Когда мы с мамой к нему приходили, он ластился, и я его гладила, гладила, гладила... Такой он был нежный.

Однажды пришла с улицы (с подружками где-то гуляла), а время обеденное. «Садись кушай», - сказала мне мама. И вдруг в середине обеда отец лукаво так спрашивает: «Ну как, понравился тебе Борька?» Это был ужас! Первый ужас в моей жизни. Я выскочила из-за стола. У меня такое впечатление, что я перестала после этого говорить - потеряла голос.

Не хотела с папой разговаривать, не хотела в дом заходить. Сколько лет уже прошло, а я до сих нор помню тогдашнее свое состояние!

Другие воспоминания, конечно же, более радостные. Помню, как мы ловили майских жуков и складывали их в коробочки. Так было здорово. Какая-то радость невероятная. Вы знаете, с тех пор я больше не видела майских жуков. И не ловила.

Вообще, как сейчас я понимаю, жизнь была нищая. Бедно мы жили. Мама в Коренево работала лаборанткой в НИИ картофельного хозяйства. Мамочка моя ух какая! Деревенская девчонка, которая стремилась к знаниям. Школы в деревне, где она жила, не было, так мама пешком ходила за несколько километров в село Муравлянка, чтобы учиться. Потом жила в общежитии. Мама мне рассказывала, что девочка, с которой она вместе жила в одной комнате, ела втихаря и с ней не делилась. Чтобы как-то прокормиться, мама подрабатывала - мыла, стирала. И училась. Иногда к ней бабушка пешком приходила и приносила какую-то еду. Мама рассказывала, как тяжело было защищать диссертацию - ставились всевозможные препоны, ей же никто не помогал. Она все сама. В итоге мама стала профессором, биохимиком. Написала очень много книг о том, какая почва нужна розам, гладиолусам, герберам... В Чашниково у нас весь палисадник возле барака, в котором мы жили, был засажен мамиными цветами. Так красиво!

В Коренево мама, как я уже говорила, работала лаборанткой. Мне было, наверное, годика три, и я приходила к ней на работу. Помню, как мамина коллега из варежки сделала куколку и подарила мне. Она стала моей первой куклой. И я ее очень любила.

Однажды мама поехала в Ленинград и привезла мне в подарок голыша - первую в жизни настоящую куколку. Это было счастье: у нее крутились ножки, ручки. Только с ней нужно было обращаться очень осторожно, иначе ручки, ножки могли открутиться.

- А праздники были, Инна Михайловна?

- А как же! Новый год. У нас всегда была настоящая елка. Для меня Новый год начинался тогда, когда часовая стрелка стояла на девяти, а минутная - на четверти, и в это время звонил будильник. И я бежала к елке - смотреть, какие папа с мамой мне приготовили подарки. Как правило, под елкой лежали новые валенки, наполненные конфетами, мандаринами, еще чем-то вкусненьким. А рядом с валенками - или краски, или карандаши, или альбом для рисования. Вот это было настоящее счастье. Однажды у нас испортился будильник. Мама спряталась за кровать - я знала об этом, взяла миску, нож и стала им стучать по миске и кричать: «Новый год настал! Новый год настал!»

На майские праздники мы приезжали в Москву к родственникам отца и ходили на демонстрацию. Я сидела у папы на плечах, а вокруг такая красота - воздушные шарики, флаги, бумажные цветы... И это был праздник! Сталин стоял на Мавзолее. «Ты видишь его?» - спрашивал папа. «Вижу, вижу», - отвечала я, не зная на самом деле, куда смотреть.

После демонстрации мы возвращались на улицу Горького. И обязательно устраивалось застолье. А потом взрослые пели. «Вот кто-то с горочки спустился», «Сронила колечко», «Что стоишь качаясь, тонкая рябина» - все эти песни из моего детства. Пели по-разному. Кто-то пел не в голос, я уже тогда понимала, что тетя голосит - и все поперек, громко очень, а кто-то пел очень хорошо. У меня бабушка была певуньей, пела замечательно - у нее стопроцентный слух. Все время пела, даже когда оглохла. Помню, лежит на кровати, нога на ногу, штаны по коленку, и ноет.

Праздники - это кино в Коренево. Совершенно фантастический мир. Клуб, лавки, белая простыня вместо экрана и постоянное «Т-р-р-р» - после этого был перерыв, нужно было пленку перематывать. Я безумно боялась, что с очередным «Т-р-р-р!» закончится фильм, и когда он еще только начинался, всегда спрашивала у мамы или папы, скоро ли конец. Я всех вокруг изводила этим вопросом и, видимо, плохо действовала на остальных зрителей: они явно выражали свое недовольство мною.

Детям обязательно нужен праздник. Потому что это всегда ощущение нового, неожиданного, невероятного! Однажды к нам приехал мамин брат дядя Леша и привез банку сгущенного кофе. Мама мне намазала кусочек белого хлеба, я вышла во двор, вся шантрапа - нам-то было тогда по три-четыре годика - смотрит на меня. В тот момент я ощутила себя самым богатым человеком: сама кусочек откусила и дала всем попробовать. И это было счастье для всех нас.

- Вы часто произносите слово «счастье»...

- У нас одно время даже жил пятицветный котенок, которого звали Счастье. У меня была копилка-поросенок, в которую я собирала денежки. Вытряхивая оттуда мелочь, просила взрослых сосчитать - когда набиралось рубль и пять копеек, шла в магазин, где мне продавали сто грамм кофейных подушечек со сливками в бумажном пакете. И это тоже было счастье. Правда, недолгое - конфеты быстро съедались.

Помню время, когда из игрушек у меня были одни карандаши, и я разыгрывала с ними целое представление. Один карандаш у меня - принц, другой - королева... Вот мои счастья.

Однажды я увидела настоящее чудо. Лето. Двери и окна открыты настежь. И вдруг в окно влетает огненный шар! Мы с мамой изумленно замерли и буквально вжались в стену. И этот огненный шар промчался мимо нас и вылетел в окно. В отличие от меня, мама-то знала, что это - шаровая молния, которая могла все сжечь. А для меня - настоящее чудо, которое я запомнила на всю жизнь.

Разве не счастье, что у меня, как у Жанны д'Арк, было свое дерево? Сейчас уже не помню, яблоня или вишня, во всяком случае, плодов на нем никогда не видела. Но я садилась под ним и фантазировала... И никогда не скучала одна.

Детских трагедий тоже было предостаточно. Однажды мама сшила мне платье Снежинки из марли, нашила на него много-много звездочек из фольги, и его у меня в клубе, пока я репетировала с Дедом Морозом, украли. Я так рыдала! Для меня трагедией был лопнувший воздушный шарик. Мама с папой долго меня не могли успокоить...

- А кем работал ваш отец?

- Рядовым сотрудником в министерстве сельского хозяйства, а я всем говорила, что он у меня - министр. Я тогда понятия не имела, кто такой министр, мне просто нравилось само слово. «А как его фамилия?» - спрашивали меня. - «Чуриков!» Впечатление я производила сильное. Все вокруг хохотали. Когда мы жили в Коренево, он был агрономом. Помню, как выходила встречать его на дорогу. Вот он идет с работы в длинном кожаном пальто, и я бегу ему навстречу: «Папа! Папа!» И тут же лезла в карман пальто, нет ли там чего-нибудь вкусненького.

А потом он уехал в Алма-Ату, и там у него появилась другая семья.