Ненси Рейнольдс, самая богатая женщина в Америке, холодно оглядела собравшихся и пригласила в дом..То был день скорби и примерения: раз в году многочисленное семейство Рейнольдс собиралось вместе, чтобы попытаться хотя бы сделать вид, что никто ни на кого не обижен, что они, как и прежде, один большой и дружный клан.

И вот 6 августа 1975 года они снова съехались на свой остров, но атмосферу холода и недоверия, установившуюся в доме, не смог бы растопить никто. Патрик Рэйнольдс, молодой человек двадцати семи лет, рассматривал присутствовавших через прицел портативной кинокамеры: он был начинающим режиссером, но в данный момент камера оказалась для него скорее палочкой-выручалочкой - ему попросту было страшно отложить ее в сторону и заговорить с родственниками. В гигантской гостиной Рэйнольдсов он чувствовал себя не в своей тарелке: в конце концов, Патрик не был здесь тринадцать лет. Вряд ли он смог бы объяснить кому-нибудь из посторонних, отчего его так колотит, а между тем вся его жизнь связана с этим домом и его бывшим владельцем. Когда-то здесь было его королевство, а потом... потом ему пришлось его покинуть.

Не так давно тут, на частном острове Сапело близ Флориды, жил Ричард Джошуа Рэйнольдс-младший, известный всему миру как Дик Рэйнольдс - наследник гигантской империи Рэйнольдсов, империи RJR, построенной на пирамидах проданных пачек Camel, Winston и Salem. Он был сказочно богат и на своем острове выстроил страну мечты - с лесами, садами, водопадами, парками, гостевыми домиками, собственной сыроварней, охотничьими угодьями, флотилией яхт и прогулочных лодок, парой десятков джипов, винотекой, аэродромом, столовой на сто человек... И, разумеется, поместьем. достойным имени Рэйнольдсов. Он был женат четыре раза, оставил после себя шестерых сыновей (четверых от первого брака и двоих от второго) и умер и Швейцарии, в клинике, близ одной из своих многочисленных европейских вилл. Когда вскрыли завещание, разразился скандал: сыновьям Дик не оставил ничего. Наследницей несметных богатств стала его последняя жена, немка Анне-Мари Шмидт, с которой он прожил всего четыре года, и их общая дочь, родившаяся уже после смерти Дика.

Сыновьям Рэйнольдса-младшего не грозила голодная смерть: богатств империи хватило бы на жизнь и им, и их внукам - каждый из них владел миллионами. Но то, что отец лишил их наследства, оказалось неожиданностью, поразившей буквально всех, и даже сейчас, спустя одиннадцать лет после его смерти, все разговоры вертелись только вокруг этого.

Патрик, младший из шестерых сыновей Дика Рэйнольдса, мог бы и не приезжать - двое его старших братьев так и сделали. Тетка Нэнси, родная сестра Дика, всех их ненавидела, в этом он был уверен. Остальные родственники считали детей Дика бездарями - они не работали, не продолжали семейное дело, просто тратили свои миллионы, которые не кончались, да и не могли закончиться: сигаретный бизнес - очень прибыльное предприятие, ему не страшны ни войны, ни депрессии, он приносит только деньги, деньги, деньги... И вот с этими деньгами наследники не могли справиться да и в общем-то не хотели. Миллионер не способен жить как все, в этом Патрик убедился самолично. Он, как и братья, пытался делать вид, что деньги - это свобода и больше ничего, смазка, необходимая, чтобы шестеренки жизни крутились быстрее, но ни черта не вышло. Ему не нужно было пробиваться, как его друзьям, он не нуждался в деньгах и именно поэтому в результате ничего не добился. Несколько проходных ролей в картинах Роберта Олтмана, сценарии, которые никто не покупал, и фильмы, от которых отказывались студии, дружба с Вуди Алленом и Робином Уильямсом... «Очень интересно», - безразлично сказала тетка Нэнси, послушав про Олтмана, и направилась к другим гостям. «Бездари, бездельники, трутни, - думала она, шагая прочь от племянника. - И этот не лучше других...»

Патрику было скучно с родственниками; но он знал, что дом продается, имущество будет выставлено на торги и близких и дальних членов семьи собрали именно для этого - у них есть право первыми купить все, что заблагорассудится. Дом, который так и не стал для него родным, рушился, семейное гнездо скоро растащит стая стервятников - и Патрик намеревался спасти то, что еще возможно.

Он нашел свою бывшую детскую - точнее, целую анфиладу комнат: со спальней няньки, отдельной кухней, игровыми залами... Над головой печально качались пыльные акробаты, из окна открывался роскошный вид на океан, на маленький папин аэродром и площадку, где когда-то гулял ручной гусь отца. Здесь Патрик провел четыре года - бродил с братом по бескрайним просторам острова в поисках сокровищ, изучал негритянское кладбище с загадочными надписями на могильных камнях, собирал грибы... Остров казался ему маленьким зачарованным королевством, где он - принц, а папа и мама - король и королева, и правили они с третьего этажа усадьбы, где был голубой бассейн, невероятных размеров спальня и солнечное патио. Отец был крепким, сильным, шумным мужчиной. Когда родился Патрик, ему уже перевалило за сорок, и сыновей он видел, увы, нечасто, так что младшенький каждый раз с нетерпением ждал, когда отец вернется из очередной поездки и что-нибудь ему привезет или хотя бы зайдет в детскую. Но когда Патрику исполнилось четыре, заплаканная мама объяснила, что отец нашел себе другую женщину и они теперь должны покинуть Сапело. Маленького принца изгнали из королевства, и с тех пор Сапело возвращался к нему только во снах.

После «изгнания» он побывал на острове всего несколько раз и знал, что со сводными братьями произошло то же самое: вместе с женами отец бросал и детей, всю жизнь потом они пытались завоевать его симпатию - но это никому не удалось. Дик был всем недоволен: не ценил их успехи, ему не нравилось, что сыновья активно ищут его общества - он подозревал, что дети просто хотят его денег. Но случалось, в нем вдруг просыпалась сентиментальность, и он приглашал их к себе, покупал мопеды, полароиды, Патрику подарил ручную кинокамеру. А потом снова выгонял детей, и те до конца жизни не могли с этим смириться.

Сапело по большей части оставался пустым, заброшенным. Дом разваливался на глазах, некому было подновить крышу, к тому же со времени последнего визита Патрика здесь появились пугающие нововведения. К лестницам приделали полозья, а патио полностью застеклили - в конце жизни отец превратился в инвалида, алкоголь и вечное курение доконали старика: он передвигался на инвалидной коляске и постоянно держал при себе баллон с кислородом - страдал эмфиземой легких, врачи считали, что жить он может только в помещениях со специальными кондиционерами.

Патрик стоял на краю бассейна, в котором много лет никто не плавал, и представлял себе отца, сидящего в инвалидном кресле и раз в пять минут прикладывающего к лицу кислородную маску. Снизу доносились голоса, и он будто слышал эти разговоры - там, внизу, копошился готовый сценарий, с загадочными смертями, предательствами, пропавшими миллионами, зарытыми в землю мешками золота, ненавидящими друг друга родственниками, бывшими женами... Из истории семьи Рэйнольдс можно было и не сходя с места сделать забористый триллер, в котором были бы и фатум, и семейное проклятие, и неожиданный финал, но Патрик пока не был к этому готов. Он просто тихо ходил по комнатам и аккуратно помечал в блокноте все, что хотел бы забрать.

Кровать из спальни отца. И еще одну кровать из гостевой спальни, на которой когда-то спали президент Гувер с женой, а потом - чета Рузвельт. Отцовский письменный стол. Громадную фарфоровую вазу для цветов, которую он чуть не разбил в детстве. И наконец, портрет серьезного бородатого мужчины в сюртуке, висящий в курительной комнате над камином. Это Ричард Джошуа Рэйнольдс-старший, основатель табачной империи, дед Патрика, человек, в одиночку заработавший миллионы, которые раз и навсегда изменили жизнь его потомков. С него все началось, и Патрику не хотелось думать, что портрет деда достанется постороннему коллекционеру. В конце концов, судьба семьи Рэйнольдс сложилась бы совсем иначе, если бы однажды сын скромного вирджинского фермера не оказался на станции в захолустном городке Уинстоне...

...Осенью 1873 года решительный юноша в поношенном сюртуке спрыгнул с поезда нa вокзале города Уинстона и огляделся вокруг. Убедившись, что его никто не видит, он достал висевший на груди золотой медальон, поцеловал его и снова спрятал под рубаху. «Монета да поможет мне», - произнес он шепотом непонятные слова и, подхватив багаж, отправился на постоялый двор.

Уинстон был всеми забытой точкой на карте в сонном штате Северная Каролина, задворками соседнего городка Салем, где обосновались протестанты из секты «моравских братьев»: несколько улиц, один отельчик, один салун... Северная Каролина славилась своей сушеной черникой, больше ей похвастаться было нечем. А уж чем славился Уинстон - на этот вопрос не ответил бы никто.

По крайней мере до тех пор, пока в Уинстон не провели железную дорогу. Все изменилось буквально за год: население увеличилось вдвое, в городе открылись своя газета, своя тюрьма и мужская парикмахерская, «Храм моды» для дам, а главное - несколько фабрик по производству жевательного табака. И вот в один прекрасный день в Уинстон приехал решительный юноша по имени Ричард, который мечтал об открытии собственного дела.

Ему уже исполнилось двадцать три, и он чувствовал: его время пришло. Десять лет Ричард проработал на отцовской ферме - выращивал в горной долине пахучий виргинский табак и продавал его потом в окрестных городках и деревнях. Он был не так умен, как старший брат, которого отец послал учиться в город, - у Ричарда с учебой не задалось: он мог читать только по одной букве за раз, и буквы никак не складывались в слова. Лет сто спустя он с облегчением узнал бы, что его болезнь называется «дислексия», но тогда парня просто считали туповатым. Правда, он любил математику и устный счет, и ему было не занимать смекалки - во время Гражданской войны он удачно выменивал отцовский табак на соль и звериные шкурки, а потом перепродавал с хорошим наваром. Отец считал, что из Ричарда не будет проку, но сам он верил, что способен переплюнуть и старшего брата, и вообще всех на Земле.

В Уинстон он подался из-за железной дороги: поколесив с урожаем табака на своем фургоне, он понял - табачную фабрику надо строить рядом с «железкой», так проще вывозить товар. Ему неинтересно было растить табак - это унылое и тяжелое дело, не сулящее сюрпризов: как ни крути, а природу не переплюнуть - земля не родит больше табака, чем может. А он хотел основать большое дело - так в Уинстоне, на клочке земли размером с теннисный корт, купленном у местной общины за 388 долларов, появилась крохотная табачная фабрика, носившая гордое имя Ричарда Джошуа Рэйнольдса.

В Европе табак курили, в Америке - жевали: прессованный табак со вкусом лакрицы покупали в десять раз охотнее, чем трубочный и тем более начинавшие входить в моду сигареты. С появле­нием железной дороги Уинстон облепили десятки частных фабрик, выпускавших жевательный табак, и пара дюжин сортов в этом потоке принадлежала Ричарду.

Он скупал бурый виргинский, белый Каролинский, а иногда и пахучий турецкий у кряжистых фермеров и хитрых торговцев - он любил и умел торговаться, а затем устраивался с тридцатью своими работниками на втором этаже фабрики и распаковывал мешки. Бойкие негритянки обрывали черешки у листьев, табак очищали и пропаривали, варили в чанах с лакрицей и сахарным сиропом и затем раскладывали на крыше для просушки. Специальный человек внимательно следил за небом - если намечался дождь, все работники бежали спасать товар. Потом табак прессовали в плоские липкие листы или косички наподобие корабельных канатов, сбрызгивали для вкуса дешевым ромом, упаковывали в фольгу и бумажные пакеты, шлепали на них этикетки с названием сорта и отправляли в ящиках прямиком на станцию. Оттуда «непревзойденный жевательный табак Рэйнольдса» начинал медленное, но верное движение по Северо-Американским Штатам.