После представления варьете начались танцы. Лембит пригласил меня танцевать. Я видела, как Коля, оставшись сидеть в нашей ложе, начинает раздражаться - к нему бесцеремонно лезут поклонники за автографом, а тут еще я на его глазах с другим танцую. Почувствовав опасность, я, едва прекратилась музыка, рванула к нему, но за что-то зацепилась и рухнула на ступеньки. Каблук сломался, колготки порвались, коленка - в кровь. Коля даже не встал мне помочь. Помню, презрительно повел бровью и сказал: «Бог - не фраер, все видит! Вот как с другими танцевать! Ну что, наконец можно и домой?»

Но, на удивление, говорил без злости, а с каким-то облегчением.

Два часа ночи. Мы идем по набережной, вокруг ни души. Мне трудно идти. Коля взвалил меня, как мешок, на плечо и шел, спокойно разговаривая с приятелями. А меня переполняло счастье. Я хохотала во все горло, раздаривая всему, мимо чего мы проходили, свою радость: «Эй, красавицы-магнолии, я вас люблю! Море, ты слышишь меня? Э-ге-ге, золотая рыбка!» Всю дорогу, лежа у него на плече, я равнодушно наблюдала, как с меня сыплются украшения: обруч, сережка, заколка для волос, браслеты... Счастье, стой!

- Может, вам надо было настоять, заставить и силой повести его в загс?

- Может быть... Но я чаще задавала вопросы, пытаясь получить ответы, а он умно выворачивался. Порой удивлялся: «Ну чего тебе не хватает? Посмотри, как хорошо!» И я успокаивалась: «Действительно ведь хорошо. И потом, сколько времени впереди - успеем еще!» А времени, как оказалось, уже не было... Иногда мне в голову приходили фатальные мысли: «Ну если не складывается, значит, мне это и не нужно». Да, я без него не могу, да, у меня душа разрывается, но, может, это и в самом деле не то... А он, вероятно, думал: если ему не устраивают сцен, то недостаточно любят. В этом смысле у нас была банальная история. Но это была история любви...

Однажды в Одессе случилось очень важное для нас событие. Нашему знакомству было года три. Гуляем по городу, вдруг видим церковь. Входим и как вкопанные останавливаемся перед алтарем. Храм в честь праздника был украшен венками и зажженными свечами. Во всем этом великолепии звучит неземной красоты пение. Так и простояли не шелохнувшись всю службу. А когда вышли, он вдруг резко развернул меня к себе: «Ты хоть понимаешь, что сейчас произошло? Мы только что обвенчались. Запомни это». Вечером в ресторане Коля заказал шампанское и поднял бокал: «Не мучайся. Просто прими это. Теперь ты моя жена, а я твой муж». А я подумала: «Псих ненормальный. Это же неправильно...» После этого он не вспоминал о нашем венчании, а я прогоняла эти мысли, считая все неудачной шуткой. Уже после рождения дочери он вдруг стал говорить об этом постоянно, например, «не забывай, что ты моя жена венчанная», «да убоится жена мужа своего...» А потом Коля поехал в Белоруссию и якобы спросил у владыки Филарета, с которым дружили его родители: «Можно ли считать это венчанием?» Тот, по словам Коли, ответил: «Главное то, что происходит у тебя в душе. И как ты чувствуешь, так и есть...»

- Ну а все-таки он обещал жениться или нет?

- Конечно, обещал... Но обещать - не значит жениться. Я была перед ним открыта, а значит, беззащитна. Наверное, он этим пользовался. Я не умею бороться за свое счастье, считала, что оно и так у меня есть...

Коля часто озвучивал свою теорию: «Если мы с тобой поженимся, это убьет все. А так мы сохраняем свою любовь...» Я считала, что эта теория - его очередная «отмазка». Конечно, меня мучила такая жизнь. У нас с ним было несколько попыток расстаться...

Первый раз я ушла от него в Одессе. Коля целыми днями сидел на киностудии и озвучивал фильм «Дети капитана Гранта». Погода стояла великолепная, но из-за работы мы успевали искупаться только вечером. Он часто раздражался, срывал на мне плохое настроение, прекрасно зная, что ради него я готова стерпеть все, что угодно. Но порой его несло так, что он доходил до исступления. Как правило, все сводилось к ревности, ну а уж страшные «картинки» рисовать он был большой мастер.

В тот день мы компанией решили пойти на пляж. Вдруг Коле показалось, что я на кого-то посмотрела, а тот человек посмотрел на меня. И понеслось! Мы еще до пляжа не дошли, а мне уже хотелось умереть. Коля ужасно оскорблял меня, не стесняясь посторонних. Я ловила сочувствующие взгляды ребят, и от стыда мне хотелось провалиться сквозь землю. Казалось, еще секунда - и мое сердце разорвется от горя. Я стояла у скамейки и держала сумку с полотенцем, не в силах пошевелиться. Повернуться и уйти от Коли было подобно смерти. И тогда я решила «умереть»! Шагнула раз, потом другой и... ушла прочь, не слыша его гневных окриков. Он был уверен, что я вернусь. А я, вдруг вдохнув полной грудью свободу, поняла, что возвращаться не хочу, поймала такси и поехала в аэропорт...

Коля позвонил, как всегда, неожиданно. «Почему ты ушла?» - «Долго же ты формулировал свой вопрос». - «Восемнадцать дней». - «Мог бы за это время и сам сообразить». - «Ждал, что вернешься... Прости. Сейчас приеду». - «Зачем?» - «Не могу без тебя. Умираю». - «Ничего, выживешь. Такие не умирают». - «Я еду». - «Даже не думай!» В ответ уже неслись короткие гудки...

- Мне кажется, что в ваших отношениях было что-то садомазохистское...

- Да, вы, наверное, правы. Но я не могла дышать без него. Мне не нужны были ни деньги, ни слава, ни подарки, только он. Я просто терпела его дурной характер, а обиды каждый раз оставляли зарубки на сердце. А еще... я его всегда оправдывала: «Наверное, действительно я не то сказала или не так посмотрела. Бедный Коля!»

Словом, первая попытка уйти от него не удалась. Все осталось по-прежнему. Конечно, меня мучили и ревность, и мысли о том, что он все равно возвращается к жене. Я его не ревновала к посторонним женщинам. Только к Вере. Конечно, он постоянно говорил, что любит только меня, что спит только со мной, но... все равно уходил к жене.

Периодически я не выдерживала: «Так больше жить нельзя. У тебя семья, так что давай расстанемся». А у него всегда были заготовлены какие-то серьезные причины: «Вот квартиру получим, и я оттуда уйду», или «Вот дочка поступит в институт, тогда...» Подожди, мол, всего полтора дня, и все изменится! Словом, сводилось все в итоге к задушевным многочасовым беседам: «Ты же умница и все понимаешь...» Я была умницей и все понимала...

- Конечно, на пике влюбленности всему можно поверить...

- У нас этот пик длился десять лет, до рождения Тани. А потом стало меньше страсти и больше забот. Мы уже говорили не о том, где встретиться, куда пойти или поехать, а что купить ребенку: какие продукты, распашонки, заехать ли на молочную кухню и где найти дочке массажистку...

Таня была запланированным ребенком. Я очень хотела девочку и специально вычисляла ее по календарю. Не думала, что с рождением ребенка что-то изменится, просто родила от любимого человека дочку - и все. А у Коли с появлением Тани чувство вины только возросло...

С первого же дня было видно, что она на него очень похожа. Коля с моей мамой встречали меня из роддома. Помню, привезли ее из больницы, я развернула одеяло и стала приговаривать: «Сашенька, Сашенька». Коля возмущенно закричал: «Кто-кто? Что за мужские имена? Чтобы я этого не слышал!» Коля с маленьким Илюшей думали несколько дней, наконец решили: «Лучше Тани имени нет!» Пришло время получать свидетельство о рождении. «А как будем ее регистрировать, ты подумала?» - «Она будет носить твою фамилию». - «А это можно?» - «Можно». - «Поехали!»

Коля без конца звонил, приносил продукты, гулял с ребенком, гладил пеленки, водил Танюшу на аттракционы. Они с дочкой часами увлеченно клеили в альбомы коллажи для кукол Барби. Коля очень придирчиво относился к тому, чем ей заниматься. Так что я вначале должна была все проверить, узнать, потом папе доложить. С моим сыном у него была скорее мужская дружба. Илюша называл его Колей. Помню, как они возились на ковре и играли в машинки. А однажды Илюша случайно треснул Колю по голове какой-то железкой. У того была пробита голова, и он смеясь сказал Илюше: «Ну, все! Теперь я с тобой не расстанусь никогда».

Мы часто, взяв Таню, ездили на дачу. Все соседи очень радовались, когда видели Колю: «Ну, наконец-то хозяин приехал!» Помню один случай. Неподалеку от нашей дачи жил мужичок по имени Саша, который всех терроризировал своим пьянством. Однажды подходит к нашей калитке, естественно, «под мухой»: «Можно?..» Коля спускается с крыльца и - бац! - ему кулаком в челюсть, а после спрашивает: «А теперь рассказывай, чего тебе надо». Словом, мужики «поздоровались» и спустя полчаса как ни в чем не бывало уже сидели под сосной и пили пиво.

Каждый раз на дачу нужно было везти вещи. Когда я выносила из подъезда коробки, сумки, чемоданы и складывала все у Колиной машины, он возмущался: «Куда это все?! Нет-нет, не поместится!» Я отодвигала его в сторону и все аккуратно утрамбовывала в багажник. Но все равно Коля долго ворчал: «Ну это же не грузовик. Это же легковая машина!» Он был страшно возмущен, когда я купила себе машину. Ведь теперь я перестала от него зависеть. Хотя бы в этом. Но года через три вдруг раздалось: «Мать, а ты хорошо стала водить! Слушай, а может, заедешь сегодня за мной туда-то»... или «Завтра не встретишь меня в аэропорту?»

Расставания для нас были нестерпимыми. Если Коля уезжал в экспедиции, звонил или писал письма каждый день. У наших свиданий не было расписания. Он появлялся и исчезал, как дух. И, как дух, постоянно незримо присутствовал рядом... И при этом мы ни на минуту не расставались - он звонил по три раза в день, я ездила к нему в экспедиции.

Помню, как однажды сказал: «Я партбилетом клянусь, что люблю только тебя...» А я ему тогда не поверила. И только на Колиной панихиде, когда мы с его женой Верой оказались за одним столом, она вдруг мне призналась: «Знаешь, все эти годы он любил тебя...» Я чуть в обморок не упала: «Значит, это правда...» Может быть, я не верила ему, потому что Коля порой относился ко мне очень предвзято, критично. Временами стремление меня усовершенствовать принимало у него агрессивные формы - буквально мордой об стол! Воспитывал без конца, не разрешал краситься, носить короткие юбки. Вел себя так, словно иногда хотел подчеркнуть свою высокую культуру по сравнению с моими «сермяжными» вкусами:

«Хочешь танцевать под дурацкие песни Пугачевой? Я потерплю». Меня такое отношение обижало и заставляло вести себя настороженно, напряженно...

Однажды, помню, сделала химическую завивку. Он как увидел мою кудрявую голову, закричал в ужасе: «Что это? С ума сошла? Это же колхоз!» Я, конечно, старалась во всем ему угождать. Позже он стал сам говорить: «Ну, мать, давай «боевую раскраску». Видимо, уже постарела...

Когда у нас родилась Танечка, я четыре года сидела с ней дома. Подрабатывала переводами. А потом вышла на работу и пахала как лошадь. Его раздражало, что я поглощена работой и не могу, как прежде, часто ездить с ним. Обзывал меня все время «бизнес-леди». Хотя, с другой стороны, млел от гордости, видя, как я перевожу иностранным делегациям: «Ты смотри, как моя? Чаровница!..»

Тане исполнилось десять лет, и Коля достал меня своей руганью: «Ты совсем не занимаешься ребенком, одни мамки да няньки!» И тогда я решила: «Все, ухожу. Буду сидеть дома и варить борщи. Доволен?» Но... мои деньги быстро закончились, а Коля не понимал, сколько всего требуется для жизни ребенку, сколько нужно платить учителям, врачам. Он думал, двести долларов - это гигантская сумма! А если я заикалась: «Коля, не мог бы ты заплатить за Танечкины танцы?», в ответ слышала, что я меркантильная, что денег хочу.