Куда пропал Мартин? Вот уже неделю от него никаких вестей. Последние семь лет, если группа «Депеш Мод» не записывает очередной альбом и не концертирует по миру, Дэвид Ган и Мартин Гор безвылазно сидят дома: Дэвид - в Нью-Йорке, Мартин - в Лос-Анджелесе, и каждый вечер обмениваются короткими отчетами о том, как прошел день. И вдруг Мартин замолчал.

Что случилось? Дэвид отменил запись в студии, купил авиабилет и, одолеваемый дурными предчувствиями, полетел выяснять, что стряслось с его другом. Стоял душный августовский полдень. Летние отпуска заканчивались, и аэропорты кишели загорелыми отпускниками. В самолете Дэвид оказался среди шумной компании престарелых миллионеров. Соседка, остроносая мымра в парике под Мэрилин Монро, заметила у него на груди крестик и медальку с Девой Марией и весь полет пихала Дэвида в бок костистым локтем. При этом она подмигивала и шептала ему на ухо: «Только мы, верующие, и спасемся в эти смутные времена». Дэвид отмалчивался. Золотой кулон был для него не божественным символом, а талисманом. Медаль подарила его жена Дженнифер, когда он лежал в больнице, а крест - Мартин. Тогда он сказал другу: «Ты три раза умирал и три раза воскресал - эта штуковина точно для тебя».

Что же случилось с Мартином? Эта мысль не давала Дэвиду расслабиться. В последние годы он ни разу не исчезал вот так внезапно. Семь долгих дней - и ни единого звука. Что с тобой приключилось, приятель?

Дэвид вспомнил, как девять лет назад, в 1995 году, тоже в августе, Мартин прилетел к нему в Санта-Монику из Лондона, когда Дэвид вдруг перестал отвечать на его звонки. Возможно, в салоне самолета Мартина одолевали столь же мрачные предчувствия.

Тогда Дэвид только что расстался со своей второй женой Терезой и жил один в съемном доме. Он недавно вышел из клиники, крепко сидел на героине, а приходя в себя, рыдал как младенец и клял бросившую его на произвол судьбы жену. Дэвид представлял свою Терезу в объятиях того самого качка-татуировщика, который изобразил на ее ягодицах нахохлившегося орла. Изменив мужу, Тереза собрала его вещи и выставила их за дверь. Дэвиду негде было жить, и он снял этот мерзкий дом с идиотской площадкой для гольфа в Санта-Монике. Целыми днями он сидел в гостиной, тупо уставившись в телевизор, и смотрел все подряд - от метеосводок до турнира по теннису.

Его никто не навещал, о нем, казалось, забыл весь мир - за время шизофренического брака с Терезой от него отвернулись все, включая родную мать. Все, кроме Мартина. «Эта дрянь сведет тебя в могилу, - предупреждал он Дэвида, когда тот звал его на свою свадьбу в Лас-Вегас. - Я готов ей шею свернуть за то, что она с тобой делает». Мартин был единственным, кому Дэвид продолжал звонить каждый вечер, в каком бы состоянии он ни был. Так они договорились еще в юности. Порой хватало слов «это я», и ритуал считался исполненным. Но в те дни Дэвиду было так плохо, что он не мог набрать номер телефона - пальцы не слушались, попадали между кнопок, а из гортани вырывался рык. Да и какого черта ему названивать Мартину? У того семья, жена Сюзанна, две маленькие дочки. В прошлый раз, когда Дэвид позвонил, подошла маленькая дочка Мартина и заплакала, испугавшись хрипа на другом конце провода.

В один из таких вечеров Дэвид сорвался и вскрыл себе вены. Голова отяжелела и запрокинулась; знобило, очень хотелось спать. В это мгновение кто-то поднял его с пола и прижал к себе. Мартин подоспел как нельзя вовремя...

- Март, я умираю, умираю... унеси меня отсюда, - шептал Дэвид.

...Он открыл глаза в пустом одиночном боксе. Огляделся. На подушке, одеяле и простыне - печати «Сидарс-Синай». Он в госпитале? Попытался встать, но почувствовал, что крепко привязан к постели плотными шершавыми ремнями. Стены палаты обиты войлоком - потом он узнает, что согласно местным правилам всех самоубийц засовывают в такие «мягкие коробки». Дэвида привез сюда Мартин: почуяв недоброе, он сразу же вылетел из Англии в Санта-Монику, выбил входную дверь, обнаружил окровавленного друга на кафельном полу ванной и вызвал «скорую». Оплатив пребывание Дэвида в лучшей калифорнийской клинике и услуги трех сиделок, он улетел домой. От своего лечащего врача Дэвид знал, что Мартин звонит каждый день - утром и вечером, справляясь о его здоровье.

Золотое распятие Мартин подарил ему годом позже, в начале июня 1996 года, когда Дэвид вновь был доставлен в тот же самый «Сидарс-Синай».

28 мая Дэвида привезли сюда ночью в коматозном состоянии, вызванном передозировкой героина и кокаина (по отдельности ни то, ни другое на него давно не действовало). Не успели врачи уложить его на железную каталку, чтобы отправить в операционную на процедуры, как Дэвид... умер. У него наступила клиническая смерть. Реаниматоры применили электрошок, и лишь предельно допустимый медициной критических ситуаций разряд в семь тысяч вольт заставил его сердце биться вновь.

Двумя часами ранее Дэвид готовил себе дозу в отеле «Сансет Маркиз» - последнее время он делал это исключительно в людных местах: барах, дискотеках, на улице. Входную дверь он не закрыл и, сделав укол, потерял сознание. Обходившие коридоры отеля секьюрити услышали, как он рухнул на пол.

Через три дня родственникам разрешили его навестить, но пришел только Мартин и принес крестик на длинной тонкой цепочке. «Кончай умирать, - посоветовал он. - А то в следующий раз не приду».

Но слово свое так и не сдержал. Мартин всегда оказывался около него первым - и после того как у Дэвида случился микроинфаркт прямо во время концерта, и после того как он, прыгнув в зал на руки слушателей, рухнул мимо и сломал ребра. Мартин волок его на себе за кулисы, бежал за санитарами, уносившими Дэвида на носилках к машине «скорой помощи», долгими ночными часами дежурил в приемной, пока хирурги сшивали Дэвиду плоть и «склеивали» кости. Он всегда был рядом, как тень, как ангел-хранитель, и Дэвид знал, что пока Мартин за ним присматривает, ничего плохого не случится. А сегодня судьба решила выкинуть новый финт, поменяв их местами. На этот раз что-то случилось с Мартином.

Самолет приземлился точно по расписанию, в 15.40 по калифорнийскому времени в лос-анджелесском аэропорту. Дэвид сел в такси: «Аламида-стрит, как можно быстрее».

Он закрыл глаза и откинулся на горячее дерматиновое сиденье. Стояла нестерпимая жара. Салон, несмотря на работавший кондиционер, пропитался полуденным зноем. Сколько ехать: час, два?.. У него есть время, чтобы вздремнуть.

...Мрачный городишко Бэзилдон находился в получасе езды от Лондона, и на 200 тысяч жителей был всего один кинотеатр. Любимым развлечением местных ребят являлись прыжки в фонтан у городских ворот. Мать Дэвида работала в Армии спасения и целыми днями пропадала на службе, обихаживая бродяг. Ее сын сутками болтался по улицам. В школе появлялся изредка, стращая учителей дурацкими выходками - на занятия он являлся в мамином парике, юбке и с накрашенными ногтями. Отец бросил семью, когда сынишке не было и семи, а новый мамин избранник оказался «форменным садистом» (так считал Дэвид), он часто порол мальчика. Дэвид ненавидел и боялся отчима. Сколько раз он подсовывал новому папе гвозди в ботинки, заталкивал осколки битого стекла в его крем для бритья, воровал у него мелкие купюры, резал ножницами любимый отчимом журнал о рыбалке! Однажды он запустил ему в голову глиняный горшок. Мать и понятия не имела, какие баталии ведутся в ее отсутствие. Однажды, вернувшись за полночь и пытаясь пробраться внутрь незамеченным, Дэвид столкнулся с бригадой полиции, окружившей полквартала Боннигейта, где находился его дом. Отчим покончил с собой прямо в гостиной. Тем же вечером мальчик обнаружил прощальную записку, засунутую в стаканчик для зубных щеток. Самоубийца, обращаясь к жене, жаловался на преследовавшие его неудачи - безработицу и домашнюю войну с «маленьким зверенышем». Дэвида потрясла смерть отчима - получалось, он довел человека до самоубийства и теперь остаток дней должен с этим жить? Всю вину он взвалил на себя одного. С отчаянием Дэвид боролся на свой лад: лупил приятелей, хамил учителям, угонял машины, воровал в супермаркетах и совершал квартирные кражи. Чужие машины бросал через пару кварталов, мелочи из магазина - в мусорные контейнеры при входе, а квартирное барахло развешивал гербарием на лестничных пролетах. Полиция без труда вычисляла Дэвида. Наутро за ним приходила зареванная мать.